Форум » Куба » Путешествие "Филу" » Ответить

Путешествие "Филу"

Paola Diaz: Похищенная из кабака в состоянии крайне неприглядном Лиса оказалась на совершенно незнакомом корабле, идущем незнакомым курсом и вообще непонятно откуда взявшемся. Все это предстоит выяснить... Участники: Paola Diaz, Сантьяго Аламейда Рейтинг: NC 21

Ответов - 49, стр: 1 2 3 4 All

Paola Diaz: Глаза положительно отказывались открываться. Казалось, что на к векам привязали по пудовой гире. В ушах сначала был только звон. Во рту - то ощущение, в описании которого обычно поминают кошек. Тело упорно считало, что его протянули под килем. Раза три, судя по всему. Мозг рисовал ало-зеленые кружочки и в этой деятельности реализовывал свои доступные возможности полностью. В состоянии блаженного неведения Лиса находилось ровным счетом до того момента, пока не услышала скрип мачт и не осознала, что мерное покачивание - это не результат ее фантазии, а морская качка. Первая попытка открыть глаза успехом не увенчалась. Вторая - тоже. Третья позволила приоткрыть правый глаз и убедиться, что кругом темно, хоть глаз выколи. Когда первый глаз к темноте попривык и стал различать обстановку, второй распахнулся моментально. Несколько секунд глаза видели совершенно разное, потом кое-как подписали мирный договор и Паула распахнула их так широко, как могла. Это была не ее каюта на "Мерседес". Мозг услужливо поискал и нашел информацию о том, что "Мерседес" вообще не способна плыть. Только если она не загуляла недельки этак на две. На роскошную обстановку "Каталины" эта пустынная берлога была не похожа. "И куда я плыву?" Единственное, что ее мозг понимал более-менее явно - это то, что где-то поблизости должен быть Ости, который наверняка сможет объяснить. Тело последовало примеру глаз и слушаться начало в попытки третьей. Первыми пришли в себя руки. "Кто таскал меня под килем?" Ломота и слабость были такие, что в этом постулате Лиса почти не сомневалась. Из гамака она скорее вывалилась, чем ловко вылезла. С довольно-таки порядочным грохотом. Ушибла руку и подвернула ногу, высказала свое мнение по этому поводу довольно искренне. Дверь была заперта, и этот простой факт поставил перед ее мозгом неразрешимую задачу. Ости никогда ее не запирал. Остальные члены команды тем более. Да и откуда на ее кораблях незнакомая каюта? "Может, плохо осмотрела "Каталину"?" Почему же тогда ее не оставили в ее каюте? Но дверь по-прежнему была закрыта, и Паула зло ее пнула. Подвернутая нога зашлась резкой болью. Больше всего настораживали явные признаки того, что корабль плывет. Голова услужливо подсказала, что она никуда плыть не собиралась. - Без тебя знаю, - огрызнулась сама себе Лиса и оползла на пол у двери - ноги держать отказывались, да и мозг просил дать ему минутку перерыва. Нога болела, ссадина на руке медленно покрывалось кровью, в желудке был полный ад. И, что самое мерзкое, ничерта не было понятно.

Сантьяго Аламейда: "Отборная ругань женским голосом" Сон никак не хотел отпускать от себя, он впервые был каким-то светлым, с абсолютно четким ощущением счастья в том месте, где по утверждениям падких на золото богословов находится душа. Совершенно непередаваемое, новое, непривычное, глупое ощущение, от которого даже спишь с улыбкой, ну и ругань из соседней каюты воспринимаешь так же. Фило шел ходко, и Сантьяго казалось, что он может увидеть под закрытыми веками каждую деталь рангоута, нос, корму, фальшборт, в общем - все. Была еще ночь. Встав и захватив свечу с бутылкой вина и флягу, он отправился в соседнюю каюту. Оружия не брал - все так же предусмотрительно, мало ли что... - Лиса? Настоящих имен не называли, и это было как-то неправильно. По отношению к ней. - Я могу открыть, не опасаясь получить зуботычину? У меня вода и вино.

Paola Diaz: О, этот голос она бы узнала из тысячи, не из тысячи даже - из миллиона. От него побежали по телу предательские мурашки, но неожиданное осознание простого факта привело ее в чувство. Этот...этот...этот наглец ее запер! На незнакомом корабле! Более того - корабль плывет, плывет неизвестно куда! И он еще смеет!.. - Нет, - искренне ответила Паула, - Убью. Медленно, очень медленно до нее доходил масштаб катастрофы - ее корабль...ее "Мерседес", часть ее души и необходимая деталь мироздания, без которой она становилась бездомной. Ости и вся команда - привычные грубые лица, ее семья. Губернатор, на котором она намеревалась неплохо подзаработать. "Каталина", которую не успела даже толком изучить. Головная боль расцвела пышным цветом, и Паула подумала, что лучшее решение - умереть. - Проклятье, чем ты думал? - в голосе была только тоска. Попалась как глупая девчонка. "А Ости был прав - пить надо меньше. Сама виновата. Но как нашел?"


Сантьяго Аламейда: - Ммм? Я и сам уже не знаю. Ее голос звучал откуда-то снизу, и уселся у двери, опершись о нее спиной. Дверь все еще немного пахла специями - легкий аромат асафетиды, ванили, сухие нотки древесины, привычная смесь. - Это казалось таким естественным - забрать ту, кого люблю, отнести на корабль, спрятать, оставить рядом. Ее тоска была скорее отголоском того, что ему стало понятно, пока шел. Улыбка все равно была легкой. - Ты все время сбегаешь. А мне еще обещала немного времени.

Paola Diaz: - И ты решил забрать его...так? - это было...какое же слово подобрать? Это было обидно. Словно у нее забрали всю ее гордость. И правда - ничего не осталось. Даже гордого звания капитана, которое она так любила. - И что теперь? Собираешься возить меня в запертой каюте? Пока я не сойду с ума? - от похмелья кружилась голова и начинало немного мутить, да еще подвертнутая нога пульсировала непрерывной болью. Хорошего настроения это все не прибавляло. - Сантьяго... В имени - укор, но все равно от того, как звучит имя на ее губах сердце начинает стучать быстрее. Хорошо, что ему не слышно.

Сантьяго Аламейда: - Я решил забрать свою любимую на свой корабль, когда она оказалась одна и в бессознательном состоянии. - уперто повторил из-за двери. - Представляешь, не был так счастлив уже давно, как вчера, когда тебя нес. Даже дороги не помню. Слова, которые обычно были такими легкими, теперь почему-то стали похожи на смолу, раскаленную на солнце. Молчал он долго. - Я знаю, что на суше ты тут же сбежишь. И что ломать тебя я не могу. И что не нужен тебе, если сломаюсь сам. Это стало понятно уже здесь, на борту. - Ненавижу слова "невозможно" и "никогда". Но как только ты сойдешь на берег, эта наша ночь станет последней.

Paola Diaz: - Вот дьявол. Паула поднялась и, прихрамывая, отправилась к гамаку. Залезть в него возможносчти не было - и это было плохо. Молчала, обдумывая ситуацию, держась рукой за мягко покачивающуюся ткань. Смех - неожиданное решение, но что остается? В конце концов, это ведь смешно. - Ты сошел с ума, Сантьяго Дуарте, и, кажется, твое сумасшествие оказалось заразным. Ведь я бы все равно вернулась. Заметила на ладони кровь и вздохнула. Сама на себя не похожа, словно салага какая-то. - По крайней мере еще раз.

Сантьяго Аламейда: - Несомненно. Что безумец, я имею в виду. Про вернулась мне совершенно было неясно. А вдруг, нет? Да и поможет ли один глоток воздуха тому, кого пустили с доски? Сантьяго потянулся, скорее почувствовав, что она улыбается, чем действительно уловив интонацию, открыл дверь, остановившись на пороге с фонарем в одной руке и флягой с бутылкой в другой. В каюте, как пугливые мыши, разбежались тени, блеснули на волосах, отразились от белой ее рубахи, застегнутой так, что не слишком скрывала то, что должна бы. - Хотя абсолютно очевидно - за глоток он будет бороться, и еще как. Иначе б зачем я поехал подкупать алькальда и других негодяев в Гаване?

Paola Diaz: - Действительно, зачем? От яркого света пришлось закрыть глаза, и мозг радостно вернулся к своим ало-зеленым кружкам. - Убери фонарь, - попросила, потому что казалось, что сейчас голова взорвется, - И лучше не подходи близко. Я все еще хочу тебя убить. Хотя где-то внутри уже знала, что как только попадет под его ауру, сразу потеряет голову. Это и было сумасшествие - упоительное, самодостаточное, желанное. "Как он это делает?" - спросила Паула у той жадной змеи внизу живота, которая проснулась в ней и моментально стала требовать - требовать Сантьяго так, словно это был воздух.

Сантьяго Аламейда: Створки фонаря прикрывались настолько, что узкой полоски света хватало лишь чтобы различить очертания предметов во тьме. Остались только контуры, абрисы, очертания. Необязательные, почти ненастоящие. Даже он. - Я бы принес тебе нож, вот только не уверен, что команда поймет. Но всегда есть бутылка. Можешь выпить, шарахнуть по голове, увести Филу. После вчера...вино, наверное, единственный способ прийти в себя. Иначе через час, перед рассветом, тебе станет еще хуже. Ну не бросать же вино на пол, как пищу дикому зверю! Прикосновения у него ненавязчивые - просто взять за руку, просто сжать пальцы на горлышке, просто задержаться и замолчать. Последнее - уже не по своей воле. "Полоска крови". И неоформившаяся мысль о том, что сейчас она нужна даже больше, чем последний вздох. Острее. Потому, что потом будет только тьма под тонким и неверным слоем льда. - Паула...

Paola Diaz: Прикосновение и имя...адская смесь. Взрывная, опасная, едкая. Потому что способна пробить любую защиту, а не только хилое ее подобие, скользящее в словах Лисы. Дрожь пробежала так явно, что была лишь одна слабая надежда - спишет на слабость и похмелье, но ведь он же не дурак. Легкая боль, когда ободранные пальцы цепляют бутылку. А дрожь все растет и растет, словно столб пыли за пронесшейся по дороге лошадью. - Ты - дьявол, - почти стон, потому что сил сдерживаться уже почти нет.

Сантьяго Аламейда: - Как ты узнала? В вопросе - усмешка, в голосе - жар, и коснуться щекой к щеке - переживание тем эротичнее, что отчетливо и до боли хочется большего. - Дьявол и безумец, любимая. Сантьяго выпрямился, отпустил руку, надеясь, что у него хватит выдержки дать ей хотя бы выпить воды или вина. И конечно, собирался увести ее наверх, дать воздуха и моря, пусть даже не на ее корабле, но все равно той самой свободы, которая ей так нужна, которая - это ведь можно понять - мало зависит от того, есть ли рядом такой же. Но уже попал в ловушку, это что-то, проскальзывающее в воздухе, между дыханием, поселяющееся в груди и лишающее воли. Бороться с этим, оставаться в себе, понимать, что ты делаешь - большее, на что способен. - Ты порезалась? Надо перевязать?

Paola Diaz: - Упала, - легкий кивок на гамак, легкое стеснение, в конце концов, это так глупо, выпасть из гамака словно какой-то ребенок. - Еще и ногу подвернула. Говорить, говорить, говорить, только бы удержаться от того, чтобы наброситься на этого дьявола, безумца, убийцу и похитителя. Отвлечь себя от его жаркого дыхания, от завораживающего голоса, от тепла его тела рядом. Унять дрожь нетерпения. Даже жуткое похмелье сдавалось без боя перед неудержимым желанием получить этого мужчину. Она даже не могла на него сейчас толком разозлиться - и это было совершенно на нее не похоже. А он все ближе, ближе, и сколько ты не делай вид, что ничего не происходит, игнорировать очевидное не-воз-мож-но. И губы сами находят его скулу, скользят по щеке, останавливаются на его губах... Каждый миг - растянут до невозможности.

Сантьяго Аламейда: ...И нету больше ничего... - Я люблю тебя. Задыхаясь. Никогда не говорил, никогда и не чувствовал, и больше нельзя, ни разу, ты свободен, мать твою, убийца, живодер, людоед. Ты должен быть свободен, а не так, как здесь, наваждение, обман, иллюзия, живая, теплая, любимая до того, что сердце на самом деле готово изойти красными пятнами - не только на пиратский флаг...А просто в своих собственных руках. Которые сами же, зная, что будет потом, разрешают еще миг, еще одну крошечную секунду - обладать ею. Сжимать ее волосы на затылке, поднимая голову вверх, открывая беззащитную белую шею, которую только и можно.. любить, прикасаясь снова и снова, требовать - не стона даже - хрипа. Стой. Минута, секунда. ей нужно вино, даже если пить прийдется из твоих губ. Иначе потом будет плохо, а плохо не входит в твои планы.

Paola Diaz: Останови корабль, летящий на всех парусах. Так, чтобы не брызгов, ни ветра, ни тайны. Останови быка, который мчится на тебя словно посланник судьбы. И пыль взлетает из-под копыт и дымит...дымит...Клубится, завораживая. Останови свое сердце, которое выдает все - все до последней капли твоей души, которую так старательно прячешь и которую скрыть сейчас, вот сейчас - не получится. Так предначертано. Снами, молитвами. Но нельзя останавливаться тогда, когда ты держишь в своих ладонях чужое сердце. Потому что его тепло - в твоих пальцах, его сила - с твоей крови, его смысл - в тебе, в каждой клеточке твоего тела. И остановка - смерть, конец всему, последний рубеж. И глаза напротив - чужие миры, и шершавая кожа щеки - как откровение, и тебя подхватывает ветер чужого мира - как оторванный от родного дерева лист. И ты можешь предсказать все, каждый жест и каждый взгляд, и все равно каждый поцелуй - тайна и тьма. Тьма проклятая и вожделенная. И непреодолимая.



полная версия страницы